Святитель Геннадий,
архиепископ Новгородский,
† 1505
К предыдущей странице Оглавление К следующей странице
Приступаем к описанию той блистательной эпохи, когда северо-восточная Русь, свергая с себя иго рабства ордынского, восстает, как воскрешенный мертвец из гроба, свободная извне и сильная внутри своей целостью, под скипетром единого самодержца. Православная Церковь перестает страдать от нашествия варваров, которые обращали в груды пепла храмы Божии и обители иноческие, и от кровавых междоусобий князей; она находит себе ревностных защитников в благочестивых государях, помазанниках Божиих.
После двух тяжких веков внешнего порабощения и внутреннего неустройства Руси Господь "вознес избранного из людей Своих". На престоле обширной державы Русской является Иоанн III, сын Василия Темного: он свергает иго Орды, уничтожает уделы, подчиняет себе вольный Новгород, водворяет самодержавие в расширенной им державе и становится твердым стражем и поборником православной веры в пределах западной Руси, соединенной с иноверной Польшей [1].
Начинаем с судьбы Новгорода. По кончине святого архиепископа Ионы избран владыкой на вече протодиакон и ризничий Феофил. Испросили дозволение нареченному владыке явиться за посвящением к митрополиту, но в Новгороде открылись сильные волнения против великого князя, который требовал, чтобы новгородцы не смели "вступаться в его земли и воды и держали имя его честно и грозно, по старине и по крестному целованию". Легкомысленный народ, несмотря на увещевания Феофила, мечтал о прелестях свободы, хотел тесного союза с Казимиром, королем Польским и великим князем Литовским, и принял от него воеводу - князя Михаила Олельковича. Мятежом руководила, к удивлению современника, женщина гордая и честолюбивая - вдова посадника Исаака Борецкого, Марфа, мать сыновей уже взрослых, из которых один, Димитрий, был в то время посадником. Заключили договор с королем: он обязан был дать помощь Новгороду в случае войны с Московским государем, не ставить римских костелов на земле Новгородской и предоставить владыке посвящаться там, где будет угодно Новгороду. Два последних условия были поставлены для того, чтобы удержать на кафедре Феофила, который хотел удалиться в монастырь, не желая быть пастырем мятежников и клятвопреступников. На вече громко кричали: "Не хотим Иоанна! Да здравствует Казимир! Да исчезнет Москва!" Иоанн взялся за оружие, разбил дружины новгородские на берегах Шелони (14 июля 1474 года) и оказал умеренность: он взыскал с Новгорода около 80 пудов серебра, отнял северное поморье и поселения на берегах Двины, обязал новгородцев присягой платить ему народную дань, а митрополиту судную пошлину, ставить владык в Москве, не иметь сношений с Казимиром и не принимать к себе врагов великого князя. Со своей стороны, государь дал слово забыть прошедшее, простил всех злоумышленников, в том числе и Марфу Борецкую с сыновьями, и не прикоснулся к вольности новгородской.
Феофил был посвящен в Москве и отпущен с честью. Но умеренность самодержца не отрезвила людей, привыкших к своеволию; несогласия новгородцев с наместниками великокняжескими продолжались, недовольные являлись в Москву требовать суда. Наконец некоторые из знати новгородской устроили дела так, что двое чиновников веча прибыли в Москву с признанием Иоанна государем великого Новгорода. Державный собиратель земли Русской был убежден, что настало время водворить единовластие, и если при первом походе не покорил Новгорода, то единственно потому, что надеялся изменить порядок дел мало-помалу, не прибегая к мерам насилия. Теперь он спешил воспользоваться данным ему поводом и потребовал, чтобы новгородцы отказались от всех древних прав своих, уже отживших свой век и несогласных с новым положением государства Московского. Буйный народ взволновался, избил многих, которых считал сторонниками Москвы, и отважился снова вступить в сношения с Казимиром. Иоанн снова вооружился, пошел с многочисленной ратью на Новгород и окончательно покорил его (в конце 1477 года).
Ударил последний час новгородской вольности! Иоанн принял присягу от новых подданных, уничтожил вече, перевез в Москву вечевой колокол, казнил начальников мятежа и отправил в ссылку Марфу Борецкую.
В числе виновных пострадал один невинный: архиепископ Феофил, принужденный по званию владыки принять участие в договоре с Литвой, должен был отказаться грамотой от управления епархией и был заточен в Московском Чудовом монастыре, где провел около трех лет в тесном заключении и тяжко заболел. В болезни явился ему святой Нифонт, епископ Новгородский, почивающий в ближних пещерах Киевской Лавры, и напомнил ему прежнее обещание - поклониться Печерским чудотворцам. Больной святитель отправился в Киев и уже приближался к Днепру, как болезнь его усилилась, и он получил откровение, что, хотя не достигнет живым до пещер, но тело его успокоится в них [2].
Другим важным делом государя Московского был брак его с греческой царевной. Брат последнего императора греческого Константина Палеолога, деспот Фома, умер в Риме. Сыновья его жили благодеяниями папы, не заслуживая их легкомысленным поведением; но юная сестра их, царевна Софья Фоминична, была предметом общего доброжелательства. Папа Павел II искал ей достойного жениха и обратил взоры на великого князя Московского, незадолго перед тем овдовевшего [3]. Папа надеялся через юную царевну, воспитанную в правилах Флорентийской унии, убедить Иоанна к соединению с Римом и таким образом покорить себе Русскую Церковь. Он сам, через особое посольство, предложил великому князю знаменитую невесту, "отрасль царственного древа, которого тень покоила некогда все христианство православное, еще нераздельное". Брак Иоанна с царевной совершился (в ноябре 1472 г.) и доставил Московскому государству более известности в Европе, которая чтила в Софии племя древних венценосцев Цареградских. В виде приданого Иоанн принял герб властителей Восточной Римской империи - орла двуглавого, соединив его на своей печати с гербом Московским. Но папа не успел в своих замыслах, и присланный им легат, хотя имел прения с духовными лицами в Москве, но сам принужден был прекратить спор будто бы по неимению книг. Сама София сделалась в Москве ревностной православной христианкой.
Наконец наступило для Русской земли время полного освобождения от ига ордынского. Мы видели, что Дмитрий Донской отважился вступить в бой с татарами на берегу Непрядвы; но незабвенная Куликовская битва не освободила Руси от постыдной власти монголов. Сам победитель и потомки его подвергались нашествиям татар, земля Русская обагрялась кровью и дымилась пожарами. Хотя Большая Орда давно уже не была так сильна, как во времена Батыя, хотя отделились от нее уже многие другие Орды, как-то: Ногайская, Крымская, Казанская и Астраханская, но и при державном Иоанне хан Большой Орды Ахмат еще осмеливался вторгаться в Русские пределы. Иоанн, помня обетование двух соименных святителей - Московского и Новгородского, девять лет не платил дани и, наконец, в 1480 году решился торжественно объявить свободу Русского государства. Когда хан Ахмат отправил в Москву послов для сбора дани, великий князь взял при них басму (изображение хана), бросил на землю и растоптал ногами, велел умертвить послов, кроме одного, которого отправил сказать хану, что с ним поступит так же, как с его басмой, если он не оставит в покое Русской земли. Скоро услышали в Москве о походе Ахмата. Иоанн встретил его на берегах Угры осенью, когда реки начинали уже замерзать. Прошло около двух недель в бездействии; Иоанн, не любивший проливать крови в битвах, решился отступить на поля Боровские. Бояре изумились, а воины оробели, думая, что великий князь страшится битвы. Митрополит Геронтий и Ростовский архиепископ Вассиан убедительными грамотами напоминали Иоанну обет его стоять крепко за веру и отечество. Старец Вассиан, достойный брат преподобного Иосифа Волоколамского, писал так: "Наше дело говорить царям истину: что я прежде изустно сказал тебе, славнейшему из владык земных, о том ныне пишу, ревностно желая утвердить твою душу и державу. Когда ты, вняв молению и доброй думе митрополита, своей родительницы, благоверных князей и бояр, поехал из Москвы к воинству с намерением ударить на врага христианского, мы, усердные твои богомольцы, денно и нощно припадали к алтарям Всевышнего, да увенчает тебя Господь победой. Что же слышим? Ахмат губит христианство, грозит тебе и отечеству: ты же пред ним уклоняешься, молишь о мире и шлешь к нему послов; а нечестивый дышит гневом и презирает твое моление?.. Государь! Каким советам внимаешь? Людей, недостойных имени христианского. И что советуют? Повергнуть ли щиты, обратиться ли в бегство? Но помысли: от какой славы и в какое уничижение низводят они твое величество! Предать землю Русскую огню и мечу, церкви - разорению, тьмы людей - гибели! Чье сердце каменное не излиется в слезах от единой мысли? О, государь! Кровь паствы вопиет на небо, обвиняя пастыря. И куда бежать? Где воцаришься, погубив данное тебе Богом стадо? Смертным ли бояться смерти? Судьбы Божии неизбежны. Я стар и слаб, но не убоюсь меча татарского, не отвращу лица моего от его блеска... Отложи страх и возмогай о Господе в державе крепости Его! Един поженет тысящу и два двинут тьму, по слову мужа святого: "Не суть боги их, яко Бог наш! Господь мертвит и живит". Он даст силу твоим воинам. Поревнуй предкам своим: они не только землю Русскую хранили, но и многие иные страны покоряли; вспомни Игоря, Святослава, Владимира, коих данниками были цари греческие, и Владимира Мономаха, ужасного для половцев. А прадед твой, великий, достославный Димитрий, не сих ли неверных татар победил за Доном? Презирая опасность, сражался впереди и не думал: "Имею жену, детей и богатство; когда возьмут землю мою, вселюся инде", - но стал в лице Мамаю, и Бог осенил главу его в день брани. По какому святому закону ты, государь православный, обязан уважать его, злочестивого самозванца, который силой поработил наших отцов за их малодушие и воцарился, не будучи ни царем, ни племени царского? То было действием гнева Небесного; но Бог есть Отец чадолюбивый: наказует и милует. Древле потопил Фараона и спас Израиль - спасет и на род твой, и тебя, когда покаянием очистишь свое сердце; ибо ты человек и грешен. Покаяние государя есть искренний обет блюсти правду в судах, любить народ не употреблять насилия, оказывать милость и виновным... Тогда Бог восстановит нам тебя, государя великого, яко древле Моисея, Иисуса и других, освободивших Израиль, да и новый Израиль, земля Русская, освободится тобой от нечестивого Ахмата, нового Фараона. Ангелы снидут с небес в помощь твою, Господь пошлет тебе от Сиона жезл силы, и одолеешь врагов, и смятутся, и погибнут. А мы Соборами святительскими день и ночь молим Его, да рассыплются племена нечестивые, хотящие брани; да будут омрачены молнией небесной и, как псы голодные, да лижут землю языками своими" [4]. Но осторожный Иоанн не решился на битву. Тогда, по словам летописца, совершилось чудо: при отступлении русских войск от левого берега Угры татары вообразили, что их заманивают в сети и вызывают на бой, приготовив засады. Объятый странным ужасом, хан спешил удалиться. Представилось зрелище удивительное: два воинства бежали друг от друга, никем не гонимые! Россияне наконец остановились; но Ахмат ушел в степи, разорив в Литве двенадцать городов, за то что Казимир не дал ему помощи. Так кончилось это последнее нашествие хана Большой Орды на Россию: он не мог ворваться в ее пределы и не вывел ни одного пленника московского. "Да не похвалятся легкомысленные страхом своего оружия, - писали современники. - Нет, не оружие и не мудрость человеческая, но Господь спас ныне Россию!" [5] При всеобщем ликовании народа, в благодарность Богоматери, заступлению Которой приписали освобождение от ига монголов, установлен был ежегодный крестный ход в Москве, с чудотворной Владимирской иконой, 23 июня, в день бегства Ахмата от Угры.
Так положен был конец бедственному рабству наших предков! Оно продолжалось около двух с половиной столетий. Иго, в начале своем страшное и губительное, позднее сделалось более легким, ограничивалось временными нашествиями, вмешательством в распри князей и в последнее время одним платежом дани. Наконец Господь помиловал Русскую землю и положил конец монгольскому владычеству, даровал Иоанну победу без пролития крови.
Освобождение России было почти современно уничтожению уделов и водворению самодержавия. Покоритель Новгорода присоединил к своему государству все отдаленные северные владения бывшего вольного города - Вятку и Пермскую землю до самого хребта Уральского, присвоил себе уделы многих [6] мелких владетелей, подчинил верховной своей власти ханов; или царей, Казанских и, наконец, завоевал Тверское княжество, которое боролось некогда с Москвой и спорило с ней о первенстве [7]. Собиратель уделов в одно целое мог справедливо именоваться самодержцем всея Руси; только Псков оставался еще вольным городом [8], и Рязанское княжество сохранило вид державы независимой [9].
Счастливый в делах государственных, Иоанн был менее счастлив в делах семейных. От второй супруги своей Софии, царевны греческой, он имел сначала несколько дочерей, потом, по молитве великого чудотворца Сергия Радонежского [10], - сына Василия. Старший сын и наследник Иоанн Младой скончался еще при жизни отца, оставив после себя малолетнего сына Димитрия, которого державный дед назначил своим наследником и сам венчал на царство в первопрестольном Успенском соборе венцом Мономаховым [11]. Но, как видно, Промысл Божий судил царствовать в России потомству императоров греческих: Иоанн разгневался на невестку, мать Димитрия (может быть, по проискам греческой партии), заключил под стражу юного внука и запретил ему называться великим князем, а вскоре объявил сына Василия наследником престола.
Дочь Иоанна, Елена, была в супружестве с Александром, сыном Казимира, наследственным великим князем Литовским и избранным королем Польским. При совершении сего брака, Александр обязался грамотой не беспокоить супруги в исповедании православной веры и дозволить ей иметь домовую церковь, но, слишком слабый характером, допустил изуверов силой обращать православных к папизму, запретил строить храмы православные, умножил костелы в городах русских и даже стал стеснять и оскорблять совесть супруги своей. Иоанн, разгневанный на зятя, объявил войну. Грамота его заключалась словами: "Хочу стоять за христианство, сколько мне Бог поможет".
Бог благословил оружие, поднятое за православную веру: Александр лишился многих владений, которые перешли к Московскому государству [12]. Но Иоанну не суждено было окончить войну с Литвой и наказать зятя: он скончался после 43-летнего царствования, 27 октября 1505 года.
Иоанн принадлежит к числу весьма немногих государей, воздвигаемых провидением для решения судьбы народов. Явившись на троне в то время, когда новая государственная система возникла повсюду вместе с новым могуществом государей на развалинах системы феодальной или поместной, Иоанн, великий и державный, совершил в Русской земле то, что современные ему венценосцы совершали в Западной Европе: он не только учредил единовластие, но был первым истинным самодержцем России, заставил благоговеть пред собой вельмож и народ, восхищая милостью, ужасая гневом и карой. Князья племени святого Владимира и Гедимина служили ему наравне с другими подданными, славились чинами бояр, дворецких, окольничих, приобретая эти чины долговременной службой государю. Не принимая на себя титула царя [13], он умел внушить народу беспредельную покорность воле монаршей. Он первый завел сильное многочисленное войско и умел найти воевод смелых и счастливых, хотя сам не был отважным воином и никогда не решался на войну без крайней необходимости. При Иоанне были иностранные художники, которые лили пушки, чеканили монету и строили великолепные здания [14].
Царствование Иоанна может служить ясным доказательством той истины, что венценосцы великие являются в свое время по воле Того, Кем цари царствуют и сильные пишут правду. Рожденный и воспитанный данником степной Орды, без учения, без наставлений, руководимый только природным умом, Иоанн сделался одним из знаменитейших государей своего времени: силой и хитростью он восстановил свободу и целость России, теснил Литву, сокрушал вольность Новгорода, захватил уделы, расширил свои владения до пустынь Сибири и Лапландии на севере, а на юге - почти до самого Киева. Браком с царевной Софьей обратив на себя внимание Европы, он дал себе мудрое правило для политики внешней: ласкаемый от Рима до Константинополя, Вены и Копенгагена, не уступая первенства ни императорам западным, ни гордым султанам, он не хотел мешаться в дела чужие, избирал союзы только для пользы России, искал орудий для своих замыслов, а сам никому не служил орудием. При нем Россия, как держава независимая, величественно подняла главу свою в пределах Европы и Азии, спокойная внутри и не боясь врагов внешних.
Таков был наш первый самодержец в делах государственных, в политике внутренней и внешней! Но в делах церковных он не присваивал себе власти, на которую не имел права. При всех важных случаях он ограничивался тем, что созывал на Соборы святителей и знатнейшее духовенство. Соборы в царствование Иоанна созывались чаще, нежели прежде [15]. Государь только утверждал соборные решения и содействовал исполнению приговоров своей властью. Так поступали и преемники Иоанна.
На Соборе 1503 года Иоанн предложил вопрос об имениях церковных, по поводу вотчин владычных и монастырских, отобранных им в Новгородской епархии после покорения вольного города. Самодержец желал, чтобы были отобраны в казну имения и прочих монастырей русских. Замечательно, что того же желали пустынники Белозерские: Паисий Ярославов [16] и ученик его преподобный Нил Сорский говорили, что неприлично монастырям владеть селами, так как чернецы должны жить в пустынях и кормиться своим рукодельем. Но преподобный Иосиф, ученик Пафнутия Боровского и основатель монастыря близ Волоколамска, держался другого мнения. Он находил необходимым, как для благолепия церковного, так и для поддержания монашеской жизни в сословиях более образованных, чтобы монастыри пользовались некоторым довольством и владели недвижимыми имуществами [17]. Святители рассудили, что в Греческой Церкви не существовало запрещения монастырям и церквам владеть недвижимыми имениями; в Русской земле было то же со времен святых Владимира и Ярослава; даже злочестивые ханы ордынские щадили собственность епископов и обителей иноческих. "Не смеем, - заключил Собор, - отдать церковного стяжания: оно принадлежит Богу и неприкосновенно". И государь, которого слово было законом, добровольно подчинился решению Собора.
На том же Соборе рассуждали о вдовых священниках. Еще святой Фотий, желая пресечь повод к соблазну стригольникам во Пскове, запрещал псковским вдовым священникам священнодействовать. Митрополит Феодосий особенно заботился о нравственности белого духовенства: вдовых священников он отсылал в монастыри, развратных лишал сана. К скорби доброго пастыря, недостойных оказалось много, и много храмов опустело без священников; народ поднял ропот на святителя, и Феодосий отказался от кафедры [18]. Собор 1503 года постановил правилом, чтобы вдовые священники и диаконы отправляли священнослужения, пока не решатся обязать себя монашеским обетом чистоты. Им предоставлено, если ведут они жизнь непорочную, причащаться в алтаре - иереям в епитрахилях, диаконам в стихарях, а за пение на клиросе пользоваться четвертой частью доходов. С того времени стали выдавать епитрахильные грамоты [19].
Важнейшим предметом для Московских Соборов в конце XV и в начале XVI века была ересь жидовствующих. В 1470 году пришел в Новгород из Киева еврей Схария (Захария); хорошо знакомый с естественными науками, известными тогда под именем алхимии, он успел обольстить легковерных мнимыми чудесами магии и совратить их в ересь. Два священника, Дионисий и Алексий, обманутые Схарией, и вновь прибывшие из Литвы четыре еврея распространили заразу ложного учения; сам Софийский протопоп Гавриил был в числе зараженных. В 1480 году великий князь Иоанн взял в Москву двух начальников общества, священника Алексия - протопопом в Успенский собор, а Дионисия - священником в Архангельский; сюда перешла с ними и ересь. Они казались людьми кроткими, воздержанными, праведными и тайно рассеивали плевелы лжеучения. Действуя тайно и хитро, они нашли себе слушателей даже при дворе; таковы были: близкий к великому князю дьяк Феодор Курицын с братом Иваном Волком. Алексий и Курицын имели такой свободный вход к великому князю, какого никто не имел. Нельзя было требовать обстоятельств более благоприятных для распространения ереси. Она была под защитой таких людей, которые занимали важные места в Церкви и в государстве, могла даже ожидать покровительства от самого великого князя, которого, как сам он после признавался, еретики старались уловить в свои сети. Так прошло еще несколько лет.
|
|
|
Святитель Геннадий, |
В Новгороде архиепископ Сергий, слабый духом и телом и нелюбимый народом, видел опасность, но не имел твердости действовать против нее [20]. Наконец провидение дало Церкви Русской сильного поборника веры. На кафедре Новгородской явился известный ученостью, а еще более ревностью по правде, мужественный, деятельный, твердый Геннадий [21]. Вскоре по прибытии к пастве он открыл существование тайного общества и донес о том великому князю и митрополиту, а сам приступил к розыску. Некоторые из еретиков уличены в Москве и преданы казни. Со своей стороны, ревностный Геннадий, руководствуясь строгим указом государя, действовал успешно. В Новгороде еретики присмирели; одни принесли раскаяние, другие подверглись заточению.
Не так было в Москве: там ересь находила покровительство, с одной стороны, в Курицыне, с другой - в новом митрополите Зосиме. Несмотря на то, по державной воле Иоанна в Москве 17 октября 1490 года открыт был Собор [22]. Допросили еретиков, обличили их, предали проклятию, некоторых сослали в заточение, других отправили в Новгород к святителю Геннадию, который, давно желая искоренить настоящее зло и страхом наказания предотвратить будущее, подверг еретиков всенародному позору [23].
По-видимому, лжеучение утихло, тем более что и суд Божий карал богохульников [24], но втайне оно продолжало распространяться в Москве. Зосима не только давал волю злу, но и наказывал смелых обличителей нечестия. Даже в самом Новгороде еретики употребляли во зло снисходительность святого Геннадия, исходатайствовали себе свободу лицемерным покаянием и разнесли свое нечестивое учение по многим городам и селам. Всеобщее ожидание кончины мира, оказавшееся напрасным [25], дало им повод с бесстыдной наглостью смеяться не только над ожиданием христиан, но и над самими догматами православия: "Если Христос есть Мессия, - говорили они, почему же не является Он в славе Своей по вашему ожиданию?" Ересь снова усилилась в Новгороде [26], с диким нечестием и страшными мерзостями разврата. Пламенный ревнитель Православия, Геннадий призвал к себе на помощь преподобного Иосифа Волоколамского: они оба стали действовать решительно, несмотря на силу ереси при дворе. Хотя митрополит Зосима принужден был в 1494 году оставить кафедру, но для искоренения зла нужно было участие целой Церкви Русской, нужен был новый Собор, который и был созван державным Иоанном в 1503 году. В числе заседавших на Соборе был и игумен Волоколамский; он требовал казни еретиков. Обвиняемые были столь дерзки, что решились открыто защищать свое учение. Но пламенное, проникнутое силой Слова Божия и Писаний Отцов Церкви слово Иосифа на всех пунктах обличало и опровергало их; важнейшие из еретиков наконец были осуждены на смерть и всенародно сожжены в клетке; другим резали языки, иных заключали в темницу. Осужденные хотели было спасти себя лицемерным раскаянием, но Иосиф настаивал, что притворство, вынужденное страхом наказаний, не есть раскаяние истинное, и еретики не избегали строгости гражданского суда. Так, по крайней мере наружно, кончились успехи ереси, которая распространялась тайно, свирепствовала долго и сильно [27].
Мы изложили ход жидовской ереси к Русской Церкви, но не сказали еще ни слова о сущности лжеучения еретиков, известных под именем жидовствующих. По соборному дознанию 1503 года они: 1) отвергали воплощение Сына Божия; 2) не верили воскресению Иисуса Христа и вообще воскресению мертвых; 3) не чтили Богоматери, угодников Божиих, икон и мощей; 4) не признавали Святой Евхаристии и прочих Таинств; 5) держались более Ветхого Завета, нежели Нового, празднуя Пасху по-иудейски (т. е. по Иудейскому календарю); 6) не соблюдали постов, отвергали монашество и предавались явному разврату.
Происхождение ереси из Литвы ясно указывает на то, что начало ее нужно искать в брожении идей рационализма, распространенных на Западе задолго до времен Лютеровой реформы и даже до появления Социнианства [28]. Жидовский элемент был внесен в учение ереси, по всей вероятности, самим Схарией или людьми, пришедшими с ним в Новгород, потому что они сами были евреи.
Весьма болезненно было для Церкви Русской появление в недрах ее такой новой, совершенно противной христианству ереси. Но в то же время отрадой и славой Церкви были два ревностных деятеля - неутомимый в подвигах святой архиепископ Геннадий [29] и искренно благочестивый учитель чистой веры преподобный Иосиф Волоколамский [30].
[1] Может быть, некоторым читателям покажется, что в этом рассказе слишком много событий государственных, а не чисто церковных. Но нужно заметить, что, с одной стороны, краткое изложение этих происшествий необходимо для связи рассказа, а с другой - такие события, как освобождение Руси от татар, соединение уделов в одно великое государство, водворение самодержавия, не могли остаться без значительного и постоянного влияния на судьбы Православной Церкви.
[2] Мощи святого архиепископа Феофила почивают в Феодосиевой пещере Киевской Лавры. Обстоятельства его заточения и поездки в Киев написаны на доске, закрывавшей мощи блаженного святителя. (Русские святые, август, с. 109).
[3] Иоанн был женат в первом браке на Марии Борисовне, княжне Тверской, и имел от нее старшего сына и соправителя - Иоанна, прозванного Младым, в отличие от отца.
[4] Знаменитое послание Вассиана находится в летописи Синодальной библиотеки, № 365, л. 487. Оно же помещено в Степенной книге, II, 140.
[5] История Карамзина VI, примеч. 233 и 238. Современники называли реку Угру "поясом Богоматери", охраняющим Московские владения. Река Угра протекает в нынешней Калужской губернии. В 1502 году союзник Иоанна, крымский хан Менгли-Гирей разрушил остатки Большой Орды, прогнал хана в степи Ногайские и торжественно известил Иоанна, что Большая Орда уже не существует.
[6] Верейский удел Иоанн присвоил себе грамотой, а остальную часть удела Ростовского купил. Князья Ярославские, давно уже зависевшие от Москвы, добровольно отреклись от наследственных прав своих. Не упоминаем о других менее важных уделах.
[7] Шурин Иоаннов, Михаил Борисович, носивший титул великого князя Тверского, принужден был бежать в Литву. Там же нашли убежище многие из князей, лишенных уделов. Другие сделались слугами государя Московского.
[8] Псков, хотя вполне покорный Иоанну, сохранил свое вече и другие принадлежности самобытной общины. Замечательно, что, называясь младшим братом Новгорода, Псков не осмелился ослушаться Иоанна и выслал ему свои дружины для покорения великого вольного города.
[9] В Рязани княжил тогда Василий Иванович, женатый на Анне, любимой сестре державного великого князя Иоанна.
[10] "София желала иметь сына и с молитвой о сем предприняла путешествие из Москвы в обитель преподобного Сергия пешком. Прошед подмонастырское село Клементьево и спускаясь под гору к самой обители, нечаянно увидела она идущего ей навстречу священнолепного инока, видом подобного изображению преподобного Сергия. Он имел в руках своих младенца и, приближаясь, внезапно положил его в недра великой княгине. Она вострепетала и упала бы, если бы не была поддержана бывшими с ней женами вельмож. Села и стала искать у себя в пазухе, но ничего не нашла. Тогда уразумела она, что то было посещение преподобного Сергия, укрепилась и с упованием принесла она в обители свою молитву. После сего зачала она и родила сына Василия" (Черты жития преподобного Сергия после смерти, с. 57).
[11] Это был первый опыт венчания на царство в Москве. На юного великого князя Димитрия возложены были дедом бармы и венец Мономахов, но о помазании святым миром не упоминается (Ист. Карамзина VI, 172).
[12] Многие православные князья из рода Рюрика и Гедимина, не стерпев гонения на православную веру, предались Московскому государству вместе со своими владениями. Так, в состав державы Иоанновой поступили: Масальск, Серпейск, Мценск, Рыльск, Стародуб, Чернигов и другие города, которые при заключении мира (уже по кончине Иоанна) остались в составе Московского государства. Замечательно, что в числе этих князей были потомки непримиримых врагов государя Московского: сын князя Ивана Андреевича Можайского - Симеон и внук Шемяки - Василий. Оба они владели наследственно целыми областями в южной России, дарованными отцам их Казимиром; оба были верными присяжниками короля Александра, пока он не вздумал обращать князей и народ в латинство. Так безрассудство поборников папизма послужило к распространению южных пределов Московской державы.
[13] Впрочем, Иоанн писался царем в сношениях с иностранными государями, и они в своих грамотах величали его титулами: Kaiser, Imperator.
[14] Иоанн вызвал из Италии знаменитого зодчего Аристотеля Фиораванти, который построил вновь Московские соборные храмы: Успенский (освящен в 1479 г.) и Благовещенский. Другой зодчий, миланец Алевиз, был строителем Архангельского собора и нового дворца великокняжеского (теремного) подле огромной палаты (Грановитой), основанной Марком Фрязиным. Иностранными же художниками воздвигнуты башни кремлевские: Тайницкая, Боровицкая, Константино-Еленинская и другие. Фиораванти и другие итальянцы чеканили для Иоанна монету, лили пушки и колокола.
[15] О частых Соборах того времени святой Геннадий Новгородский писал к митрополиту: "Поелику повелено нам каждый год съезжаться к тебе, нашему отцу: то да учинишь на Собор с ними, твоими детьми и сослужебниками, исправление дел недоразумеваемых". К сожалению, этот обычай, столько полезный для дел церковных, в позднейшее время вышел из употребления. Как бы полезно было и в наше, скудное верой, время, если б архипастыри собирались по временам к одному из старейших святителей для совещания о потребностях Церкви.
[16] Блаженный Паисий Ярославов, постриженник Спасокаменский, старец Кириллова монастыря потом игумен Сергиевой лавры, отказавшийся от престола митрополии, почил в той обители, где принял иночество. Он был наставником одного из великих отцов Русской Церкви, преподобного Нила Сорского, и других подвижников и занимал первое место в числе пустынных старцев, считавших неполезным для монастырей обладание селами.
[17] Иосиф говорил на Соборе: "Аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку пострищися? И аще не будет честных старцев, отколе взяти на митрополию, или архиепископа, или епископа на всякие честные власти" (Прибавления к Творениям Отцов Церкви, 1851, с. 505).
[18] Митрополит Феодосий, оставив кафедру в 1465 году, окончил жизнь свою строгим подвижником в келье Чудова монастыря. Там он взял старика, покрытого ранами, сам служил ему и обмывал раны его до конца своей жизни. Преемник его, митрополит Филипп I, был также пастырь ревностный и просвещенный: когда легат папский, сопровождавший в Москву невесту великого князя Софию, хотел иметь торжественный въезд в Москву с преднесением большого серебряного креста, блаженный святитель Филипп объявил Иоанну: "Если легат въедет с крыжом в одни ворота, то я, отец ваш, выеду в другие; кто честит чужую веру, тот унижает свою". И легату велено было спрятать крыж. Филипп преставился в 1473 году и вписан в старинных рукописных святцах в числе святых.
[19] Георгий Скрипица, Ростовский священник, представил Собору весьма основательное письменное возражение против распоряжения о вдовых священниках. "Пусть, - писал он, - подвергаются запрещению те, которые не хранят чистоты вдовства своего. Зачем же без вины отлучать прочих, и без того уже тяжко наказанных судом Божиим? Справедливо ли, что вдовый священник, постригшись, служит не только в монастыре, но и в городах и в селениях, а тот же священник, если не постригся, не может служить ни в пустыне, ни в городе, ни в селе?" Послание Георгия напечатано в Чтениях Общества Истории и Древностей Российских 1847 года.
[20] Сергий, бывший архимандрит Чудовский, первый владыка, присланный в Новгород из Москвы по низложении блаженного Феофила пробыл на кафедре Софийской не более одного года.
[21] Геннадий, по прозванию Гонзов, ученик преподобного Савватия Соловецкого, "муж (по отзыву Степенной книги) сановитый, мудрый, добродетельный и сведущий в Писании", был в 1480 году архимандритом московского Чудова монастыря. Там заложил он каменный храм в честь святителя Алексия.
[22] На этом Соборе были святители: Тихон Ростовский, Нифонт Суздальский, Симеон Рязанский, Вассиан Тверской, Прохор Сарский и Филофей Пермский. Председательствовал митрополит Зосима, тайный злоумышленник еретиков. Вместо великого князя присутствовал на Соборе сын и наследник его Василий Иванович.
[23] Присланных из Москвы еретиков он велел посадить на коней, лицом к хвосту, в вывороченных тулупах, в шлемах берестовых, остроконечных, с мочальными кистями, с венчиками из сена и соломы и с надписью: "Се есть сатанино воинство". В таком виде возили их по улицам, проходящие плевали им в глаза и говорили: "Се враги Божии, хульники Христа!"
[24] Дионисий впал в сумасшествие и кричал на разные голоса и умер скоропостижно; протопоп Алексий, чернец Захар и дьяк Истома погибли мучительной смертью.
[25] Мы упоминали еще прежде, что при окончании седьмого тысячелетия от сотворения мира (по греческому летосчислению) были ожидания кончины мира. Когда в 1408 году окончился миротворный круг, то решились продолжать пасхальное счисление не на 532 года (как бы следовало для полного миротворного круга), а только на 84 года, т. е. до 1492 года от Рождества Христова, или 7000 года от сотворения мира. Наконец этот роковой год наступил и миновал благополучно; только еретикам открылись новые средства против поборников истины. Святой Геннадий, по соборному определению в 1492 году, составил пасхальные числа на 70 лет восьмой тысячи и написал "коловратный ключ пасхальный на 532 года", при котором не только в целой тысяче лет, но и далее можно находить пасхальное число того и другого года. Он разослал по своей пастве вместе с пасхалией окружное послание с той главной мыслью, что о дне и часе пришествия Христова не предоставлено знать людям, а потому преступно и толковать о том.
[26] В это время предводителем еретиков в Новгороде был Юрьевский архимандрит Кассиан, столько же дерзкий, сколько и развратный еретик. Присланный на это место из Москвы по ходатайству дьяка Феодора Курицына и надеясь на защиту своего сильного покровителя, он собирал к себе разбежавшихся из Новгорода еретиков, несмотря на противодействие местного владыки.
[27] Сохранился отрывок из позднейшего послания преподобного Иосифа к великому князю Василию Ивановичу о том, "еже еретика руками убить или молитвой едино есть". Это послание вызвало строгое письменное осуждение мыслям Иосифа со стороны Заволжских иноков, старцев Кириллова и других монастырей; они убеждали в необходимости милосердия к заблуждающимся и в неуместности крутых уголовных мер в деле веры, хотя казни последовали не по соборному определению, а по воле великого князя (Древняя Русская Вивлиофика, XVI, 423 и 424). Иосиф отвечал посланием (рукопись Московской Духовной Академии, № 171). Видно, что некоторые, освободясь от казни лицемерным раскаянием, остались с ложными мыслями. Смертный приговор еретикам (в числе сожженных были дьяк Курицын и архимандрит Кассиан) долго возбуждал против себя жалобы; но лжеучители, обузданные страхом казни, не смели уже распространять ереси.
[28] В Западной Европе еще в XIII столетии было общество еретиков, называвшихся образованными (circumcisi). Около половины того же столетия образовалась в Лангобардии секта Пассажиров (Passagieri). Сущность учения их состояла в том, что они не принимали Таинства Святой Троицы в таком смысле, в каком принимает его Православная Церковь. Пассажиры отвергали также равенство Сына Божия и Святого Духа Богу Отцу; сверх того держались закона Моисеева, соблюдали обрезание и другие обряды иудейской религии (Рассуждение о ересях и расколах в Русской Церкви Н.А.Руднева, с. 139). Впрочем, в нашей жидовской ереси действовали и природные жиды.
[29] Святой Геннадий был вскоре оклеветан пред великим князем Василием и в 1504 году, вызванный в Москву, подал грамоту, которою отказался от управления епархией и местом уединения избрал себе Чудов монастырь. Здесь он предал дух свой Господу 3 декабря 1505 года; честное тело его погребено в правом предалтарии Михайловского храма, в той самой могиле, где покоились мощи святого митрополита Алексия до перенесения их в новый, посвященный ему храм.
[30] О письменных трудах преподобного Иосифа Волоколамского мы будем говорить в следующей главе.