ИЖЕ ВО СВЯТЫХ ОТЦА НАШЕГО

ИОАННА ЗЛАТОУСТОГО
архиепископа Константинопольского

ИЗБРАННЫЕ ТВОРЕНИЯ

ТОЛКОВАНИЕ НА СВЯТОГО МАТФЕЯ ЕВАНГЕЛИСТА.

_{К предыдущей странице}       ^{Оглавление}       _{К следующей странице}

БЕСЕДА XXI.

Никтоже может двема господинома работати: либо единаго возлюбит, а другаго возненавидит; или единаго держится, о друзем же нерадити начнет (VI, 24).

      1. Видишь ли, как Христос мало-помалу удаляет пристрастие к настоящим благам, и, предлагая обширное слово о презрении богатств, ниспровергает владычество сребролюбия? Он не удовлетворился тем, что сказал прежде, хотя говорил много и сильно; но присоединяет и другие побуждения, более грозные. Что может быть поразительнее теперь произнесенных слов, если богатство в самом деле может отлучить нас от работания Христу? И что вместе вожделеннее, если, презирая богатство, можем иметь истинное расположение и любовь ко Христу? Что всегда говорил, то и ныне скажу: именно, подобно искусному врачу, показывающему, что от невнимания его советам происходит болезнь, а от повиновения здравие, Христос тем и другим, т. е., пользою и вредом, побуждает слушателей к повиновению словам Своим. Итак, смотри, как Христос, уничтожая препятствие, указывает и устрояет нашу пользу. Не потому только, говорит Он, вредно для вас богатство, что оно вооружает против вас разбойников и совершенно помрачает ум ваш; но преимущественно потому, что оно, делая вас пленниками бездушного богатства, удаляет вас от служения Богу, и таким образом вредит вам и тем, что делает вас рабами вещей, над которыми вы должны господствовать, и тем, что не позволяет служить Богу, которому всего более вы должны служить. Как прежде показал Он двоякий вред для собирающих богатство на земле - и тот, что собирают богатство там, где тля тлит, и тот, что не собирают его там, где стража самая безопасная, так и теперь показывает двоякий вред - и тот, что богатство удаляет нас от Бога, и тот, что оно порабощает мамоне. Впрочем, не тотчас выставляет это на вид, но наперед высказывает общие мысли, говоря таким образом: никтоже может двема господинома работати. Здесь под двумя господами разумеет Он господ, приказывающих совсем противное один другому: иначе они не были бы и двоими. Ведь множеству веровавших бе сердце и душа едина (Деян. IV, 32). Хотя верные были разделены телом, но помыслом были одно. Потом, усиливая сказанное, Спаситель говорит: тот не только служить не будет, но еще возненавидит и отвратится. Либо единаго возненавидит, говорит Он, а другаго возлюбит, или единаго держится, о друзем же нерадити начнет. В двух этих изречениях Спаситель, кажется, выражает одну и ту же мысль; но не без причины говорит Он так, а с тем намерением, чтобы показать, как удобно перемениться на лучшее. Чтобы ты не говорил: я однажды навсегда порабощен богатством, угнетен им, Он - показывает, что возможно и перемениться, возможно перейти как на ту, так и на другую сторону. Итак, высказав общую мысль, чтобы заставить самого слушателя быть беспристрастным судиею слов Его и произнести суд на основании самого дела, Христос как скоро увидел, что слушатель соглашается с Его словами, тотчас открывает Свою мысль: не можете, говорит, Богу работати и мамоне. Помыслим и ужаснемся, что заставили мы сказать Христа, - сравнить богатство с Богом! Если же и представить это ужасно, то не гораздо ли ужаснее на самом деле работать богатству, и его самовластное владычество предпочитать страху Божию? Итак, что же - скажет кто-нибудь - ужели не могло быть этого у древних? Нисколько. Как же Авраам и Иов угодили Богу, спросишь ты? Не о богатых упоминай мне, но о тех, которые раболепствовали богатству. Иов был богат, но не служил мамоне; имел богатство и обладал им, был господином его, а не рабом. Он пользовался им как управитель чужого имения, не только не похищая чужого, но и собственное отдавая неимущим; и что всего более, он не услаждался тем, что имел у себя, как сам свидетельствовал об этом, говоря: аще и возвеселихся многу ми богатству бывшу (Иов. XXXI, 25)? Потому-то, и когда лишился богатства, не скорбел. Но ныне не таковы богатые; они, будучи несчастнее всякого пленника, платят дань мамоне, как некоему жестокому тирану. Любовь к богатству, овладев их сердцем, как бы некоторою крепостью, непрестанно дает им оттуда свои повеления, дышащие беззаконием, и ни один из них не противится этим повелениям. Итак, не мудрствуй излишне! Бог однажды навсегда сказал, что служение Богу и мамоне не может быть соединено вместе. А потому ты не говори, что может быть соединено. Когда мамона велит похищать чужое, а Бог повелевает отдавать и собственное имущество; когда Бог повелевает вести жизнь целомудренную, а мамона - жить блудно; когда мамона повелевает упиваться и пресыщаться, а Бог, напротив, - обуздывать чрево; когда Бог повелевает презирать настоящие мирские блага, а мамона - прилепляться к ним; когда мамона заставляет удивляться мраморам, стенам и крышам, а Бог - все это презирать и почитать истинную мудрость: как же ты говоришь, что служение Богу и мамоне может быть соединено вместе?

      2. Далее, Христос назвал мамону госпожою, не потому, чтобы мамона по свойству своему была госпожою, но по причине жалкого состояния тех, кто раболепствует ей. Равным образом, и чрево называется богом не по достоинству, но по причине бедственного положения служащих ему, - что хуже всякого наказания и прежде муки может мучить плененного. В самом деле, каких осужденных не будут несчастнее те, которые, имея Господом Бога, свергают с себя Его кроткую власть, и добровольно покоряются жесточайшему мучительству, не смотря даже на то, что отсюда и в настоящей жизни происходит величайший вред? Отсюда вред несказанный, отсюда ссоры, обиды, распри, труды, слепота душевная; и, что всего несноснее, служение мамоне совершенно лишает небесных благ. Спаситель, доказав выше, что презрение богатств имеет свои выгоды, и именно, сохраняет самые богатства и доставляет душевную радость, способствует приобретению любомудрия и ограждает благочестие, - теперь доказывает, что заповедь Его и исполнить можно. Дело лучшего законодательства не в том только состоит, чтобы предписывать полезное, но особенно в том, чтобы сделать его удобоисполнимым. Поэтому Спаситель и присовокупляет: не пецытеся душею вашею, что ясте (Матф. VI, 25). Но, может быть, сказали бы: что же, неужели все бросать? Тогда как же будем жить? На эти возражения Спаситель отвечает заранее. Если бы Он с самого начала сказал: не пецытеся, то Его заповедь показалась бы тяжкою; но как скоро Он показал вред от сребролюбия, то тем самым уже сделал настоящее увещание Свое удобоприемлемым. Потому теперь не просто сказал: не пецытеся, но присоединил к заповеди и причину. После того, как сказал: не можете Богу работати и мамоне, - говорит: сего ради глаголю вам, не пецытеся, - т. е. по причине великого вреда. Не только попечение о снискании богатств для вас вредно, но даже вредна излишняя заботливость о самонужнейших вещах, поскольку ею подрывается ваше спасение; она удаляет вас от сотворившего, промышляющего и любящего вас Бога. Сего ради глаголю вам, не пецытеся! Показав величайший вред от пристрастия к богатству, Христос простирает далее Свое повеление. Он не только повелевает презирать богатство, но запрещает пещись и о нужной пище, говоря: не пецытеся душею вашею, что ясте. Христос не потому сказал так, будто душа имеет нужду в пище, - она бестелесна, - а применительно к обычному способу выражения у людей. Ведь, хотя душа и не имеет нужды в пище, но не может пребывать в теле, если оно не питается. И это наставление Христос не оставляет так, а опять приводит и здесь [1] доказательства, заимствуя их из нашей природы и из других примеров. Из нашей природы: не больши ли есть душа пищи, и тело одежды? Т. е. Тот, Кто дал большее, не даст ли и меньшее? Тот, Кто образовал плоть, имеющую нужду в пище, не даст ли ей пищи? Потому не просто сказал: не пецытеся, что ясте и во что облечетеся, но присоединил: телом и душею, - так как отсюда хотел заимствовать Свои доказательства чрез сравнение. Далее, Бог однажды даровал душу, и она пребывает всегда одинаковою, а тело возрастает каждодневно. Это-то самое желая показать, т. е. бессмертие души и тленность тела, Спаситель присовокупил далее: кто может от вас приложити, возрасту своему лакоть един (ст. 27)? Умолчав о душе, как не получающей приращения, Он сказал только о теле, показывая тем, что и тело возращает не пища, но Божий промысел. Павел, объясняя это другими словами, сказал: темже ни насаждаяй, ни напаяяй есть что, но возращаяй Бог (1 Кор. III, 7). Вот как Спаситель убеждал доказательствами, заимствованными из нашей природы! Другими же примерами Он так поучал: воззрите на птицы небесныя (ст. 26). Чтобы не сказал кто-либо, что заботы нам необходимы, Он отклоняет от этого сравнениями - как говорят - и от большего, и от меньшего, от большего - примером души и тела, от меньшего - примером птиц. То есть: если Бог так печется о самых низших тварях, то ужели вам не даст того, в чем вы имеете нужду? Так Он говорит к простому народу, но дьяволу не так отвечал. Как же? Не о хлебе едином жив будет человек, но о всяком глаголе, исходящем из уст Божиих (Матф. IV, 4). Здесь говорит Он о птицах, и очень убедительно; пример их имеет великую силу. Впрочем некоторые нечестивцы дошли до такого безумия, что порицают и этот пример. Кто хочет действовать на свободную волю, говорят они, не должен для этого заимствовать примеры из природы физической, потому что здесь действует необходимость.

      3. Что же нам сказать на это? Хотя здесь, точно, действует необходимость, но мы можем то же делать и по своей воле. Спаситель не сказал: смотрите на птиц - они летают; это человеку невозможно; но сказал: смотрите - они питаются без заботы. А это и нам, если захочем, легко исполнить. И это доказали те, которые самым делом то исполнили. Потому-то особенно и должно удивляться благоразумию Законодателя, что Он, хотя и мог представить в пример людей и указать на Илию, Моисея, Иоанна и других подобных, не заботившихся о пище, но чтобы сильнее поразить слушателей, упомянул о бессловесных. Если бы Он указал на тех праведников, то слушатели могли бы сказать Ему, что мы еще не сделались подобными им. А теперь, умолчав о них и приведши в пример птиц небесных, пресек всякий повод к извинению, подражая и в этом случае древнему закону. И ветхий завет посылает то к пчеле, то к муравью, то к горлице, то к ласточке. Не малую честь приносит нам, когда мы силою воли совершаем то, что они имеют от природы. Итак, если Бог имеет такое попечение о вещах сотворенных для нас, то тем более о нас; если печется о рабах, то тем более о господине. Вот почему Спаситель сказал: воззрите на птицы; и не прибавил, что они ни корчемствуют, ни торгуют (так как это относилось у иудеев к делам презренным), а прибавил: не сеют, ни жнут. Итак, ужели не должно сеять, скажет кто-либо? Нет, Он не сказал, что не должно сеять, но что не должно заботиться; и не сказал, что не должно работать, но что не должно быть малодушным, и изнурять себя заботами. Он велел и кормиться, но не заботиться о пище. На эту мысль намекает и Давид, когда говорит: отверзаеши Ты руку Твою, и исполняеши всяко животно благоволения (Псал. CXLIV, 16); и в другом месте: дающему скотом пищу их и птенцем врановым, призывающим Его (Псал. CXLVI, 9). Кто же, скажешь ты, не заботился? Ужели не слыхал ты, сколь многих праведников я представил тебе в пример? Не видишь ли между ними и Иакова, который вышел из отеческого дома без всего? Не слышишь ли его молитвы? Аще даст ми Господь хлеб ясти и ризу облещися (Быт. XXVIII, 20), говорил он. Это означало, что он ни о чем не заботился, но просил всего от Бога. Тоже исполнили и апостолы, которые, отвергши все, ни о чем не заботились; то же самое показали и те пять тысяч, и три тысячи веровавших. Если же, слыша такие слова, не хочешь освободиться от тяжких житейских уз, то, по крайней мере, помыслив о бесполезности своей заботы, оставь ее. Кто из вас, сказал Спаситель, пекийся может приложити возрасту своему лакоть един (Матф. VI, 27)? Смотри, как Он, представив уже очевидный пример, сделал ясным то, что могло показаться тебе непонятным. Как телу, говорит Он, при всем попечении твоем, нисколько не можешь прибавить роста, так точно не можешь снискать пищи, хотя считаешь это возможным. Из этого ясно, что не наше старание, но Божий промысел приводит все то в исполнение, что, по-видимому, совершаем мы сами, так что если Бог оставит нас, то ни попечение, ни заботливость, ни труд, словом - ничто не поможет нам, но все будет тщетно.

      4 . Итак, не будем думать, что заповедей (Божиих) невозможно исполнить; и ныне многие исполняют их. Если же ты этого не знаешь, то ничего нет удивительного. И Илия думал, что остался только он один, но услышал от Господа, яко оставих себе седмь тысящ мужей (3 Царст. XIX, 18). Отсюда видно, что и ныне есть много таких, которые ведут жизнь апостольскую, подобно как и тогда три тысячи и пять тысяч веровавших. Если же мы не верим этому, то не оттого, что нет добродетельных, но оттого, что мы сами слишком мало делаем. Предавшийся пьянству не легко может поверить тому, что есть какой-либо человек, который не пьет даже воды, хотя и это многие из монахов исполняют на наших глазах. Похотливый не вдруг поверит, что легко можно сохранять девство; хищник не скоро поверит, что есть такие, которые охотно отдают и свое; так и те люди, которые каждодневно изнуряют себя бесчисленными заботами, не скоро примут учение о том, что можно быть свободным от житейских забот. А что многие исполнили это учение, мы можем доказать примером тех, которые так любомудрствуют и в наше время. Но на первый раз для нас достаточно будет, если вы научитесь не лихоимствовать, почитать добром милостыню, и узнаете, что должно уделять от своих имуществ неимущим. Если, возлюбленный, ты исполнишь это, то скоро будешь в состоянии исполнить и то. Итак, прежде оставим ненужную пышность, станем держаться умеренности, и все, что думаем получать, научимся приобретать праведными трудами. Так и блаженный Иоанн, когда беседовал с собирающими пошлины и воинами, заповедовал довольствоваться жалованьем. Он, хотя желал возвести их к другой, гораздо высшей мудрости, но поелику они к тому были еще неспособны, то предлагает низшую заповедь. Если бы он стал внушать высшие заповеди, то они не только не стали бы внимать им, но не исполнили бы и низших. Поэтому и мы занимаем вас истинами низшими; мы ведь знаем, что бремя нелюбостяжания превосходит силы ваши, и сколько отстоит небо от земли, столько от вас - такое любомудрие. Итак, по крайней мере, сохраним последние заповеди. Не малый и это урок. Правда, некоторые из эллинов исполнили и ту заповедь, о которой мы рассуждаем, и оставили всякое имущество, хотя и не с таким расположением, с каким должно; впрочем, для вас довольно будет и того, если вы станете щедрою рукою раздавать милостыню, потому что когда мы будем таким образом вести себя, то скоро станем исполнять и ту заповедь. Если же и этого не станем исполнять, то какого мы достойны будем прощения, - мы, которые обязаны превзойти ветхозаветных, а между тем оказываемся хуже и эллинских мудрецов? Что скажем мы, когда, обязанные быть ангелами и сынами Божиими, не соблюдем и человеческих обязанностей? Похищать и желать чужого свойственно свирепым зверям, а не кротким людям; даже похищающие чужое несравненно хуже и самых зверей. Зверям это свойственно от природы; а мы, будучи украшены разумом, но унижаясь до неестественного неблагородства, какое получим прощение? Итак, представляя степени любомудрия, нам указываемого, по крайней мере, будем достигать средины, чтобы и от будущего наказания освободиться, и, преуспевая таким образом, достигнуть и высших благ, которых все мы да сподобимся благодатию и человеколюбием Господа нашего Иисуса Христа, Которому слава и держава во веки веков. Аминь.